знаю —

вечно

будет курсистка жить на земле.

[40]

Слушайте ж:

все, чем владеет моя душа,

— а ее богатства пойдите смерьте ей! —

великолепие,

что в вечность украсит мой шаг,

и самое мое бессмертие,

которое, громыхая по всем векам,

коленопреклоненных соберет мировое вече, —

все это — хотите? —

сейчас отдам

[50]

за одно только слово

ласковое,

человечье.

Люди!

Пыля проспекты, топоча рожь,

идите со всего земного лона.

Сегодня

в Петрограде

на Надеждинской

ни за грош

[60]

продается драгоценнейшая корона.

За человечье слово —

не правда ли, дешево?

Пойди,

попробуй, —

как же,

найдешь его!

   [1916]

Мрак

Склоняются долу солнцеподобные лики их

И просто мрут,

и давятся,

и тонут.

Один за другим уходят великие,

за мастодонтом мастодонт…

Сегодня на Верхарна обиделись небеса.

Думает небо —

дай

[10]

зашибу его!

Господи,

кому теперь писать?

Неужели Шебуеву?

Впрочем —

пусть их пишут.

Не мне в них рыться.

Я с характером.

Вол сам.

От чтенья их

[20]

в сердце заводится мокрица

и мозг зарастает густейшим волосом.

И писать не буду.

Лучше

проверю,

не широка ль в «Селекте» средняя луза.

С Фадеем Абрамовичем сяду играть в ок_о_.

Есть

у союзников французов

хорошая пословица:

[30]

"Довольно дураков".

Пусть писатели начинают.

Подожду.

Посмотрю,

какою дрянью заначиняют

чемоданы душ.

Вспомнит толпа о половом вопросе.

Дальше больше оскудеет ум ее.

Пойдут на лекцию Поссе:

"Финики и безумие".

[40]

Иззахолустничается.

Станет — Чита.

Футуризмом покажется театр Мосоловой.

Дома запрется —

по складам

будет читать

"Задушевное слово".

Мысль иссушится в мелкий порошок.

И когда

останется смерть одна лишь ей,

[50]

тогда…

Я знаю хорошо —

вот что будет дальше.

Ко мне,

уже разукрашенному в проседь,

придет она,

повиснет на шею плакучей ивою:

"Владимир Владимирович,

милый" —

попросит —

[60]

я сяду

и напишу что-нибудь

замечательно красивое.

   [1916]

Лунная ночь

Пейзаж

Будет луна.

Есть уже

немножко.

А вот и полная повисла в воздухе.