Революция переместила театр наших критических действий.

Мы должны пересмотреть нашу тактику.

"Сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого с парохода современности" - наш лозунг 1912 года (предисл. "Пощечины Общ. Вк.").

Классики национализировались.

Классики почитались единственным чтивом.

Классики считались незыблемым, абсолютным искусством.

Классики медью памятников, традицией школ - давили всё новое.

Сейчас для 150 000 000 классик - обычная учебная книга.

Что ж, мы даже можем теперь эти книги, как книги, не хуже и не лучше других, приветствовать, помогая безграмотным учиться на них; мы лишь должны в наших оценках устанавливать правильную историческую перспективу.

Но мы всеми силами нашими будем бороться против перенесения методов работы мертвых в сегодняшнее искусство. Мы будем бороться против спекуляции мнимой понятностью, близостью нам маститых, против преподнесения в книжках молоденьких и молодящихся классических истин.

Раньше мы боролись с хвалой, с хвалой буржуазных эстетов и критиков. "С негодованием отстраняли от нашего чела из банных веников сделанный венок грошовой славы".

Сейчас мы с радостью возьмем далеко не грошовую славу послеоктябрьской современности.

Но мы будем бить в оба бока:
тех, кто со злым умыслом идейной реставрации приписывает акстарью действенную роль в сегодня.
тех, кто проповедует внеклассовое, всечеловеческое искусство, тех, кто подменяет диалектику художественного труда метафизикой пророчества и жречества.

Мы будем бить в один, в эстетический бок:
тех, кто по неведению, вследствие специализации только в политике, выдают унаследованные от прабабушек традиции за волю народа,
тех, кто рассматривает труднейшую работу искусства только как свой отпускной отдых, тех, кто неизбежную диктатуру вкуса заменяет учредиловским лозунгом общей элементарной понятности,
тех, кто оставляет лазейку искусства для идеалистических излияний о вечности и душе.

Наш прошлый лозунг: "Стоять на глыбе слова "мы" среди моря свиста и негодования".

Сейчас мы ждем лишь признания верности нашей эстетический работы, чтобы с радостью растворить маленькое "мы" искусства в огромное "мы" коммунизма.

Но мы очистим наше старое "мы":
от всех, пытающихся революцию искусства - часть всей октябрьской воли - обратить в оскаруальдовское самоуслаждение эстетикой ради эстетики, бунтом ради бунта; от тех, кто берет от эстетической революции только внешность случайных примеров борьбы,
от тех, кто возводит отдельные этапы нашей борьбы в новый канон и трафарет,
от тех, кто, разжижая наши вчерашние лозунги, стараются засахариться блюстителями поседевшего новаторства, находя своим успокоенным пегасам уютные кафейные стойла,
от тех, кто плетется в хвосте, перманентно отстает на пять лет, собирая сушеные ягодки омоложенного академизма с выброшенных нами цветов.

Мы боролись со старым бытом.

Мы будем бороться с остатками этого быта в сегодня.

С теми, кто поэзию собственных домков заменил поэзией собственных домкомов.

Раньше мы боролись с быками буржуазии. Мы эпатировали желтыми кофтами и размалеванными лицами.

Теперь мы боремся с жертвами этих быков в нашем советском строе.

Наше оружие - пример, агитация, пропаганда.