не разорвешь - железная цепь.А как само расползается -

• Чуждый чарам черный челн
•          Бальмонт.

Слово в теперешнем его смысле - случайное слово, нужное для какой-нибудь практики. Но слово точное должно варьировать любой оттенок мысли.

Хлебников создал целую "периодическую систему слова". Беря слово с неразвитыми, неведомыми формами, сопоставляя его со словом развитым, он доказывал необходимость и неизбежность появления новых слов.

Если развитый "пляс" имеет производное слово "плясунья" - то развитие авиации, "лёта", должно дать "летунья". Если день крестин - "крестины", то день лета - "летины". Разумеется, здесь нет и следа дешевого славянофильства с "мокроступами"; не важно, если слово "летунья" сейчас не нужно, сейчас не привьется - Хлебников дает только метод правильного словотворчества.

Хлебников мастер стиха.

Я уже говорил, что у Хлебникова нет законченных произведений. В его, напр., последней вещи "Занзеги" ясно чувствуется два напечатанные вместе различные варианта. Хлебникова надо брать в отрывках, наиболее разрешающих поэтическую задачу.

Во всех вещах Хлебникова бросается в глаза его небывалое мастерство. Хлебников мог не только по просьбе немедленно написать стихотворение (его голова работала круглые сутки только над поэзией), но мог дать вещи самую необычайную форму. Например, у него есть длиннейшая поэма, читаемая одинаково с двух сторон -

• Кони. Топот. Инок.
• Но не речь, а череп он
• и т.д.

Но это, конечно, только сознательное штукатурство - от избытка. Штукатурство мало интересовало Хлебникова, никогда не делавшего вещей ни для хвастовства, ни для сбыта.

Филологическая работа привела Хлебникова к стихам, развивающим лирическую тему одним словом.Известнейшее стихотворение "Заклятие смехом", напечатанное в 1909 г., излюблено одинаково и поэтами, новаторами и пародистами, критиками:

• О, засмейтесь, смехачи,
• Что смеются смехами,
• Что смеянствуют смеяльно,
• О, иссмейся рассмеяльно смех
• Усмейных смеячей
• и т.д.

Здесь одним словом дается и "смейево", страна смеха, и хитрые "смеюнчики", и "смехачи" - силачи.Какое словесное убожество по сравнению с ним у Бальмонта, пытавшегося также построить стих на одном слове "любить":

• Любите, любите, любите, любите,
• Безумно любите, любите любовь
• и т.д.

Тавтология. Убожество слова. И это для сложнейших определений любви! Однажды Хлебников сдал в печать шесть страниц производных от корня "люб". Напечатать нельзя было, т.к. в провинциальной типографии не хватило "Л".

От голого словотворчества Хлебников переходил к применению его в практической задаче, хотя бы описание кузнечика:

• Крылышкуя золотописьмом тончайших жил,
• Кузнечик в кузов пуза уложил
• Премного разных трав и вер.
• Пинь-пинь-пинь - тарарахнул зензивер.
• О неждарь вечерней зари!
• О неждал!
• Озари!

И наконец классика:

• У колодца
• Расколоться
• Так хотела бы вода,
• Чтоб в болотце
• С позолотцей
• Отразились невода.
• Мчась, как узкая змея,
• Так хотела бы струя,
• Так хотела бы водица
• Убегать и расходиться,
• Чтоб ценой работы добыты
• Зеленее стали чоботы
• Черноглазые ее.
• Шепот, топот, неги стон,
• Краска темная стыда,
• Окна избы с трех сторон,
• Краска темная стыда.

Еще одно: я намеренно не останавливаюсь на огромнейших фантастико-исторических работах Хлебникова, так как в основе своей - это поэзия.

Жизнь Хлебникова.

Хлебникова лучше всего определяют его собственные слова:

• Сегодня снова я пойду
• Туда - на жизнь, на торг, на рынок,
• И войско песен поведу
• С прибоем рынка в поединок.

Меня поражала работа Хлебникова. Его пустая комната всегда была завалена тетрадями, листами и клочками, исписанными его мельчайшим почерком. Если случайность не подворачивала к этому времени издание какого-нибудь сборника и если кто-нибудь не вытягивал из вороха печатаемый листок - при выездках рукописями набивалась наволочка, на подушке спал путешествующий Хлебников, а потом терял подушку.

Ездил Хлебников очень часто. Ни причин, ни сроков его поездок нельзя было понять. Года три назад мне удалось с огромным трудом устроить платное печатание его рукописей (Хлебниковым была передана мне небольшая путанейших рукописей, взятых Якобсоном в Прагу, написавшим единственную прекраснейшую брошюру о Хлебникове). Накануне сообщенного ему дня получения разрешения и денег я встретил его на Театральной площади с чемоданчиком.

• "Куда вы?" - "На юг, весна!.." - и уехал.

С собой Хлебников не привез ни строчки. Из его стихов этого времени знаю только стих о голоде, напечатанный в какой-то крымской газете, и присланные ранее две изумительнейших рукописных книги - "Ладомир" и "Царапина по небу".

"Ладомир" сдан был в Гиз, но напечатать не удалось. Разве мог Хлебников пробивать лбом стену?Практически Хлебников - неорганизованнейший человек. Сам за всю свою жизнь он не напечатал ни строчки. Посмертное восхваление Хлебникова Городецким приписало поэту чуть ли не организаторский талант: создание футуризма, печатание "Пощечина общественному вкусу" и т.д. это совершенно неверно. И "Садок судей" (1908 г.) с первыми стихами Хлебникова, и "Пощечина" организованы Давидом Бурлюком. Да и во все дальнейшее приходилось чуть ли не силком вовлекать Хлебникова. Конечно, отвратительна непрактичность, если это прихоть богача, но у Хлебникова, редко имевшего даже собственные штаны (не говорю уже об акпайках), бессеребренничество принимало характер настоящего подвижничества, мученичества за поэтическую идею.

Хлебникова любили все знающие его. Но это была любовь здоровых у здоровому, образованнейшему, остроумнейшему поэту. Родных, способных самоотверженно ухаживать за ним, у него не было. Болезнь сделала Хлебникова требовательным. Видя людей, не уделявших ему все свое внимание, Хлебников стал подозрителен. Случайно брошенная даже без отношения к нему резкая фраза раздувалась в непризнание его поэзии, в поэтическое к нему пренебрежение.

Во имя сохранения правильной литературной перспективы считаю долгом черным по белому напечатать от своего имени и, не сомневаюсь, от имени моих друзей, поэтов Асеева, Бурлюка, Крученых, Каменского, Пастернака, что считали его и считаем одним из наших поэтических учителей и великолепнейшим и честнейшим рыцарем в нашей поэтической борьбе.

После смерти Хлебникова появились в разных журналах и газетах статьи о Хлебникове, полный сочувствия. С отвращением прочитал. Когда, наконец, кончиться комедия посмертных лечений?! Где были пишущие, когда живой Хлебников, оплеванный критикой, живым ходил по России? Я знаю живых, может быть, не равных Хлебникову, но ждущих равный конец.

Бросьте, наконец, благоговение столетних юбилеев, почитания посмертными изданиями! Живым статьи! Хлеб живым! Бумагу живым!