Европа

        скрылась, мельчась.

  Бегут

       по бортам

                водяные глыбы,

  огромные,

           как года.

  Надо мною птицы,

                  подо мною рыбы,

  а кругом - 

            вода.

  Недели

        грудью своей атлетической - 

  то работяга,

             то в стельку пьян - 

  вздыхает

          и гремит

                  Атлантический

  океан.

  "Мне бы, братцы,

  к Сахаре подобраться...

  Развернись и плюнь - 

  пароход  внизу.

  Хочу топлю,

  хочу везу.

  Выходи сухой - 

  сварю ухой.

  Людей не надо нам - 

  малы к обеду.

  Не трону...

             ладно...

  пускай едут..."

  Волны

       будоражить мастера:

  детство выплеснут;

                   другому - 

                           голос милой.

  Ну, а мне б

             опять

                  знамена простирать!

  Вон -

       пошло,

            затарахтело,

                       загромило!

  И снова

         вода

             присмирела сквозная,

  и нет

       никаких сомнений ни в ком.

  И вдруг,

          откуда-то - 

                    черт его знает!- 

  встает

        из глубин

                 воднячий Ревком.

  И гвардия капель - 

                    воды партизаны - 

  взбираются

            ввысь

                 с океанского рва,

  до неба метнутся

                  и падают заново,

  порфиру пены в клочки изодрав.

  И снова

         спаялись воды в одно,

  волне

       повелев

              разбурлиться вождем.

  И прет волнища

                с-под тучи

                          на дно - 

  приказы

         и лозунги

                  сыплет дождем.

  И волны

         клянутся

                 всеводному Цику

  оружие бурь

             до победы не класть.

  И вот победили - 

                  экватору в циркуль

  Советов-капель бескрайняя власть.

  Последних волн небольшие митинги

  шумят

       о чем-то

               в возвышенном стиле.

  И вот

       океан

            улыбнулся умытенький

  и замер