луной томлю, ждущий и голенький.

Сильный,

понадоблюсь им я -

велят:

себя на войне убей!

Последним будет

твое имя,

запекшееся на выдранной ядром губе.

Короной кончу?

Святой Еленой?

Буре жизни оседлав валы,

я - равный кандидат

и на царя вселенной,

и на

кандалы.

Быть царем назначено мне -

твое личико

на солнечном золоте моих монет

велю народу:

вычекань!

А там,

где тундрой мир вылинял,

где с северным ветром ведет река торги,-

на цепь нацарапаю имя Лилино

и цепь исцелую во мраке каторги.

Слушайте ж, забывшие, что небо голубо,

выщетинившиеся,

звери точно!

Это, может быть,

последняя в мире любовь

вызарилась румянцем чахоточного.

3

Забуду год, день, число.

Запрусь одинокий с листом бумаги я.

Творись, просветленных страданием слов

нечеловечья магия!

Сегодня, только вошел к вам,

почувствовал -

в доме неладно.

Ты что-то таила в шелковом платье,

и ширился в воздухе запах ладана.

Рада?

Холодное

"очень".

Смятеньем разбита разума ограда.

Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.

Послушай,

все равно

не спрячешь трупа.

Страшное слово на голову лавь!

Все равно

твой каждый мускул

как в рупор

трубит:

умерла, умерла, умерла!

Нет,

ответь.

Не лги!

(Как я такой уйду назад?)

Ямами двух могил

вырылись в лице твоем глаза.

Могилы глубятся.

Нету дна там.

Кажется,

рухну с помоста дней.

Я душу над пропастью натянул канатом,

жонглируя словами, закачался над ней.

Знаю,

любовь его износила уже.

Скуку угадываю по стольким признакам.

Вымолоди себя в моей душе.

Празднику тела сердце вызнакомь.

Знаю,

каждый за женщину платит.

Ничего,

если пока

тебя вместо шика парижских платьев

одену в дым табака.

Любовь мою,

как апостол во время оно,

по тысяче тысяч разнесу дорог.

Тебе в веках уготована корона,

а в короне слова мои -

радугой судорог.

Как слоны стопудовыми играми

завершали победу Пиррову,

Я поступью гения мозг твой выгромил.

Напрасно.

Тебя не вырву.

Радуйся,

радуйся,

ты доконала!

Теперь

такая тоска,