гнитесь в силках проводов!

В небе жирафий рисунок готов

выпестрить ржавые чубы.

Пестр, как форель,

сын

[20]

безузорной пашни.

Фокусник

рельсы

тянет из пасти трамвая,

скрыт циферблатами башни.

Мы завоеваны!

Ванны.

Души.

Лифт.

Лиф души расстегнули,

[30]

Тело жгут руки.

Кричи, не кричи:

"Я не хотела!" —

резок

жгут

муки.

Ветер колючий

трубе

вырывает

дымчатой шерсти клок.

[40]

Лысый фонарь

сладострастно снимает

с улицы

черный чулок.

   [1913]

А вы могли бы?

Я сразу смазал карту будня,

плеснувши краску из стакана;

я показал на блюде студня

косые скулы океана.

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

   [1913]

Вывескам

Читайте железные книги!

Под флейту зол_о_ченой буквы

полезут копченые сиги

и золотокудрые брюквы.

А если веселостью песьей

закружат созвездия «Магги» —

бюро похоронных процессий

свои проведут саркофаги.

Когда же, хмур и плачевен,

[10]

загасит фонарные знаки,

влюбляйтесь под небом харчевен

в фаянсовых чайников маки!

   [1913]

Театры

Рассказ о взлезших на подмосток

аршинной буквою графишь,

и зазывают в вечер с досок

зрачки малеванных афиш.

Автомобиль подкрасил губы

у блеклой женщины Карьера,

а с прилетавших рвали шубы

два огневые фокстерьера.

[10]

И лишь светящаяся груша

о тень сломала копья драки,

на ветке лож с цветами плюша

повисли тягостные фраки.

   [1913]

Кое-что про Петербург

Слезают слезы с крыши в трубы,

к руке реки чертя полоски;

а в неба свисшиеся губы

воткнули каменные соски.

И небу — стихши — ясно стало:

туда, где моря блещет блюдо,

сырой погонщик гнал устало

Невы двугорбого верблюда.

   [1913]

За женщиной

Раздвинув локтем тумана дрожжи,

цедил белила из черной фляжки

и, бросив в небо косые вожжи,

качался в тучах, седой и тяжкий.

В расплаве меди домов полуда,

дрожанья улиц едва хранимы,

дразнимы красным покровом блуда,