на всех  раструба трубки разинув оправу,

погромом звонков громя тишину,

разверг телефон дребезжащую лаву.

Это визжащее,

190               звенящее это

пальнуло в стены,

старалось взорвать их.

Звоночинки

тыщей

от стен

рикошетом

под стулья закатывались

и под кровати.

Об пол с потолка звон_о_чище хлопал.

200 И снова,

звенящий мячище точно,

взлетал к потолку, ударившись об пол,

и сыпало вниз дребезгою звоночной.

Стекло за стеклом,

вьюшку за вьюшкой

тянуло

звенеть телефонному в тон.

Тряся

ручоночкой

210                  дом-погремушку,

тонул в разливе звонков телефон.

Секун- От сна

дантша        чуть видно -

точка глаз

иголит щеки жаркие.

Ленясь, кухарка поднялась,

идет,

кряхтя и харкая.

Моченым яблоком она.

220 Морщинят мысли лоб ее.

- Кого?

Владим Владимыч?!

А! -

Пошла, туфлею шлепая.

Идет.

Отмеряет шаги секундантом.

Шаги отдаляются...

Слышатся еле...

Весь мир остальной отодвинут куда-то,

230 лишь трубкой в меня неизвестное целит.

Просветле- Застыли докладчики всех заседаний,

ние мира  не могут закончить начатый жест.

Как были,

рот разинув,

сюда они

смотрят на Рождество из Рождеств.

Им видима жизнь

от дрязг и до дрязг.

Дом их -

240           единая будняя тина.

Будто в себя,

в меня смотрясь,

ждали

смертельной любви поединок.

Окаменели сиренные рокоты.

Колес и шагов суматоха не вертит.

Лишь поле дуэли

да время-доктор

с бескрайним бинтом исцеляющей смерти.

250 Москва -

за Москвой поля примолкли.

Моря -

за морями горы стройны.

Вселенная

вся

как будто в бинокле,

в огромном бинокле (с другой стороны).

Горизонт распрямился

ровно-ровно.

260 Тесьма.

Натянут бичевкой тугой.

Край один -

я в моей комнате,

ты в своей комнате - край другой.

А между -

такая,

какая не снится,

какая-то гордая белой обновой,

через вселенную