ПРО ТИТА И ВАНЬКУ. СЛУЧАИ,

ПОКАЗЫВАЮЩИЙ, ЧТО БЕЗБОЖНИКУ МНОГО ЛУЧШЕ

Жил Тит. Таких много!

Вся надежда у него на господа-бога.

Был Тит, как колода, глуп.

Пока не станет плечам горячо,

машет Тит со лба на пуп

да с правого на левое плечо.

Иной раз досадно даже.

Говоришь: <<Чем тыкать фигой в пуп -

дрова коли! Наколол бы сажень,

а то и целый куб>>.

Но сколько на Тита ни ори,

Тит не слушает слов:

чешет Тит языком тропари

да <<Часослов>>.

Раз у Тита в поле

гроза закуролесила чересчур люто.

А Тит говорит: <<В господней воле...

Помолюсь, попрошу своего Илью-то>>.

Послушал молитву Тита Илья

да как вдарит по всем по Титовым жильям!

И осталось у Тита - крещеная башка

да от избы углей полтора мешка.

Обнищал Тит: проселки месит пятой.

Не помогли ни бог-отец, ни сын, ни дух святой.

А Иванов Ваня - другого сорта:

не верит ни в бога, ни в чёрта.

Товарищи у Ваньки -

сплошь одни агрономы да механики.

Чем Илье молиться круглый год,

Ванька взял и провел громоотвод.

Гремит Илья, молнии лья,

а не может перейти Иванов порог.

При громоотводе - бессилен сам Илья

пророк.

Ударит молния Ваньке в шпиль -

и хвост в землю прячет куце.

А у Иванова - даже не тронулась пыль!

Сидит и хлещет чаи с блюдца.

Вывод сам лезет в дверь

(не надо голову ломать в муке):

крестьянин, ни в какого бога не верь, а верь науке.

ПОП

Сколько от сатириков досталось попам,-

жестка сатира-палка!

Я не пойду по крокодильим стопам,

мне попа жалко.

Идет он, в грязную гриву спрятав

худое плечо и ухо.

И уже у вожатых спрашивают октябрята:

"Кто эта рассмешная старуха?"

Профессореет вузовцев рать.

От бога мало прока.

И скучно попу ежедневно врать,

что гром от Ильи-пророка.

Люди летают по небесам,

и нет ни ангелов ни бесов,

а поп про ад завирает, а сам

не верит в него ни бельмеса.

Люди на отдых ездит по месяцам

в райский крымский край,

а тут неси околесицу

про какой-то небесный рай.

И богомольцы скупы, как пни,-

и в месяц не выбубнишь трешку.

В алтарь приходится идти бубнить,

а хочется бежать в кинематошку.

Мне священников очень жаль,

жалею и день и ночь я -

вымирающие сторожа

аннулированного учреждения.

Где-то между 1924 и 1930