Хоть Сапрону шестьдесят с хвостом,

да в кубышке миллиардов сто.

Словом, не слушая Анютиного воя,

окрутили Анюту у аналоя,

и пошел у них "законный брак" -

избу разрывает от визга и драк.

Хоть и крест целовали, на попа глядя,

хоть кружились по церкви в православном обряде,

да Сапрону, злея со дня на день,

рвет жена волосенок пряди.

Да и Анюту Сапрон измочалил в лоскут -

вырывает косу ежеминутно по волоску.

То муж-хлоп, то жена - хлоп.

Через месяц - каждый, как свечка, тонкий.

А через год легли супруги в гроб:

жена без косы, муж без бороденки.

А Петр впал в скуку,

пыткой кипятился в собственном соку

и, наконец, наложил на себя руку:

повесился на первом суку.

В конце ж моей стихотворной, повести

и родители утопились от угрызения совести.

Лафа от этого одному попику.

Слоновье пузо, от даяний окреп,

знай выколачивает из бутылей пробки,

самогоном требует за выполяенке треб.

А рядом жили Иван да Марья -

грамотеи ярые.

Полюбились и, не слушая родственной рати,

пошли и записались в комиссариате.

Хоть венчанье обошлось без ангельских рож -

а брак такой, что водой не разольешь.

Куда церковный!

Любовью, что цепью друг с другом скованы.

А родители только издали любуются ими.

Наконец, пришли: "Простите, дураки мы!

И на носу зарубим и в памяти:

за счастьем незачем к попам идти."

ОТ ПОМИНОК И ПАНИХИД

У ОДНИХ ПОПОВ ДОВОЛЬНЫЙ ВИД

Известно, в конце существования человечьего -

радоваться нечего.

По дому покойника идет ревоголосье.

Слезами каплют. Рвут волосья.

А попу и от смерти радость вели

и доходы, и веселия.

Чтоб люди доход давали, умирая,

сочинили сказку об аде и о рае.

Чуть помрешь- наводняется дом чернорясиикамк.

За синенькими приходят 'да за красненькими.

Разглаживая бородищу свою, допытываются - много ли дадут.

<<За сотнягу прямехонько определим в раю,

а за рупь папаше жариться в аду>>.

Расчет верный: из таких-то денег

не отдадут папашу на съедение геенне!

Затем, чтоб поместить в райском вертограде,