По доброй воле,

               несмотря на блеск,

сюда

    ни в жизнь не навострил бы лыж.

Но я

    поэт СССР -

                 ноблес

оближ! (*)

У  нас

      в республике

                  не меркнет ваша слава.

Эстеты

       мрут от мраморного лоска.

Короче:

        я -

            от Вячеслава

Полонского.

Носастей грека он.

                  Он в вас души не чает.

Он

   поэлладистей Лициниев и Люциев,

хоть редактирует

                и "Мир",

                         и "Ниву",

                                 и "Печать

и революцию".

Он просит передать,

                   что нет ему житья.

Союз наш

         грубоват для тонкого мужчины.

Он много терпит там

                   от мужичья,

от лефов и мастеровщины.

Он просит передать,

                   что, "леф" и "праф" костя,

в Элладу он плывет

                   надклассовым сознаньем.

Мечтает он

          об эллинских гостях,

о тогах,

        о сандалиях в Рязани,

чтобы гекзаметром

                 сменилась

                         лефовца строфа,

чтобы Радимовы

              скакали по дорожке,

и чтоб Радимов

              был

                 не человек, а фавн,-

чтобы свирель,

              набедренник

                        и рожки.

Конечно,

        следует иметь в виду,-

у нас, мадам,

            не все такие там.

Но эту я

         передаю белиберду.

На ней

       почти официальный штамп.

Велено

       у ваших ног

положить

         букеты и венок.

Венера,

        окажите честь и счастье,

катите

      в сны его

              элладских дней ладью...

Ну,

    будет!

         Кончено с официальной частью.

Мадам,

       адью! -

Ни  улыбки,

           ни привета с уст ее,

И  пока

       толпу очередную

                      загоняет Кук,

расстаемся

           без рукопожатий

              по причине полного отсутствия

рук.

Иду -

      авто дудит в дуду.

Танцую - не иду.

Домой!

       Внимателен

                 и нем