иду, мол

(прихлебывает виски), а на меня

десяток

чудовищ

большевицких. Раз-одного,

другого

ррраз, -кстати,

как дэнди,

и девушку спас. -Леди,

спросите

у мерина сивогоон  как Мурманск

разизнасиловал. Спросите,

какДвина-река, кровью

крашенная, трупы

вытая, с кладью

страшною шла

в Ледовитый. Как храбрецы

расстреливали кучей коммуниста

одного,

да и тот скручен. Как офицера

его величества бежали

от выстрелов,

берег вычистя. Как над серыми

хатами

огненные перья и руки

холёные

туго

у горл. Но...

"итс э лонг уэй

ту Типерери, итс э лонг уэй

ту го!" На первую

республику

рабочих и крестьян, сверкая

выстрелами,

штыками блестя, гнали

армии,

флоты катили богатые мира,

и эти

и те... Будьте вы прокляты,

прогнившие

королевства и демократии, со своими

подмоченными

"фратэрнитэ" и "эгалитэ"! Свинцовый

льется

на нас

кипяток. Одни мы

и спрятаться негде. "Янки

дудль

кип ит об, Янки дудль дэнди". Посреди

винтовок

и орудий голосища Москва

островком,

и мы на островке. Мы

голодные,

мы

нищие, с Лениным в башке

и с наганом в руке.

11

Несется

жизнь,

овеевая, проста,

суха. Живу

в домах Стахеева я, теперь

Веэсэнха. Свезли,

винтовкой звякая, богатых

и кассы. Теперь здесь

всякие и люди

и классы. Зимой

в печурку-пчелку суют

тома шекспирьи. Зубами

щелкают,картошка

пир им. А летом

слушают асфальт с копейками

в окне: -Трансваль,

Трансваль,

страна моя, ты вся

горишь

в огне!Я в этом

каменном

котле варюсь,

и эта жизньи бег, и бой,

и сон,

и тленв домовьи

этажи отражена

от пят

до лба, грозою

омываемая, как отражается

толпа идущими

трамваями. В пальбу

присев

на корточки, в покой

глазами к форточке, чтоб было

видней, я в

комнатенке-лодочке проплыл

три тыщи дней.

12

Ходят

спекулянты

вокруг Главтопа. Обнимут,

зацелуют,

убьют за руп. Секретарши

ответственные

валенками топают. За хлебными

карточками

стоят лесорубы. Много

дела, мало

горя им, фунт

-целый!первой категории. Рубят,

липовый чай

выкушав. -Мы

не Филипповы, мы

привыкши. Будет обед,

будет

ужин,белых бы

вон

отбить от ворот.

Есть захотелось,